Итоги битвы под Москвой

...60 лет назад, в октябре-ноябре 1941 года, начинались главные сражения на подступах к Москве. Решался вопрос: быть ли нашей столице. Адольф Гитлер собирался сровнять ее с землей. От исхода битвы под Москвой многое зависело на всей планете. С сотрудником Института военной истории Министерства обороны РФ, участником войны, полковником Борисом Невзоровым беседует писатель Борис КАМОВ.

– Как получилось, что величайшее сражение идеологами Советского Союза и историками “задвигалось” на второй план?

– Иосиф Виссарионович не любил вспоминать катастрофу под Вязьмой. А потом не любил вспоминать, что победой под Москвой мы обязаны Жукову.

– Битва за Москву действительно началась “двадцать второго июня, ровно в четыре часа”?

– Конечно. Гитлер во многом подражал Наполеону, начиная с его челки. Подробности планов похода на Россию того и другого порою совпадают до запятой. Нашему Главному командованию замысел Гитлера – “прежде всего взять Москву” – стал очевиден уже на четвертый день войны. Это было очень важное открытие. Ставка стала принимать решительные меры. Когда немецкие войска во второй половине июля появились под Смоленском, дорогу им преградила свежая 131-я дивизия. Это оказалось неприятным сюрпризом для немцев. Они полагали: после того как армии вермахта окружили наши войска в Белоруссии и других местах, их ждет приятное путешествие до Москвы – как они уже путешествовали до Парижа... Это я к тому, как важно вовремя разгадать замысел противника.

– По документам и воспоминаниям контрразведчиков, Москва и Подмосковье в первые месяцы войны были наводнены немецкими шпионами и диверсантами-профессионалами. Около трехсот агентов было поймано и расстреляно. При этом в Москве не зафиксировали ни одной диверсии на предприятиях, железнодорожном транспорте, не сорвались поставки для фронта. Как вы это объясните?

– При всех искажениях в деятельности наших тогдашних спецслужб мы располагали великолепной разведкой и контрразведкой. Кроме того, московская милиция была высокопрофессиональной. Уже в дни войны в Москве началось формирование так называемых истребительных батальонов из добровольцев. У них была одна задача: выявлять, доставлять, а если не будет другого выхода, то истреблять на месте вражеских агентов. Ну и население оказалось бдительным. Случались, конечно, и комические, и драматические истории, когда задерживали своих. Но никто не делал из этого драмы.

– Объясняя причины наших неудач в первые месяцы войны и, в частности, во время Московской битвы, вы говорите о слабости советского командного состава всех уровней – от сержантов до генералов.

– Да. Но первопричиной стал запрет Сталина приводить в боевую готовность приграничные войска. Сказался “фактор внезапности”, который привел к большим потерям вообще и кадровых командиров в частности.

– Могли бы вы четко объяснить механизмы, которые привели к катастрофе под Вязьмой? Ведь Жуков писал: когда началась битва под Москвой, там было достаточно сил, чтобы выстоять, не подпустить немцев так близко к столице.

– Это продолжение разговора о кадрах. Аппарат Генерального штаба, Ставка допустили грубейшую ошибку в определении направления главных ударов противника. Посчитали, что это будет смоленско-вяземское направление, вдоль Минской автострады. Здесь были сосредоточены главные силы Западного фронта, они включали 344 танка, множество орудий и так далее. А противник нанес удар в направлении Духовщина – Вязьма, это на 80 – 90 километров севернее. У наших там было 19 танков, а у противника – 591. Вот их танки и пробили брешь на стыке двух армий. Стыки – всегда слабое место. Враг прорывает оборону и быстро выходит в тыл нашим войскам. Но и это не все. Плохо работали головы.

Западным фронтом командовал генерал Конев. Разрабатывая план предстоящих операций, командующий 16-й армией Константин Рокоссовский предусмотрел и порядок грамотного отступления – если принудят обстоятельства. А Конев заявил: “Решение не утверждаю! Ни шагу назад!”

Когда, окружая наши войска, на тылы обороны фронтов начали выходить сотни немецких танков, следовало спасать людей. А их держал на месте приказ: “Ни шагу назад!” С приказом на отход опоздали не столько генералы Конев и Еременко, сколько сам Сталин. Без его разрешения войска не могли оставить позиции. Его команда на отход поступила, когда немцы были уже в 20–30 километрах от Вязьмы, а наши – в 100–110 километрах. Сколько требовалось на отход нашим стрелковым дивизиям и сколько немецким танковым, чтобы замкнуть кольцо окружения?

– Но ведь Конев уже достоверно знал, что Ставка ошибается: он ежедневно получал донесения своей разведки. Почему же он “беспрекословно сосредоточил свои главные силы не там, где требовала обстановка, а где указал ему сам Верховный”? На мой взгляд, он повторил преступление генерала Ф.И.Голикова, начальника Разведывательного управления Генштаба, который в канун войны скрывал от Сталина, что Гитлер со дня на день начнет боевые действия.

– Вы слишком резко ставите вопрос. Здесь проявился трагизм, если угодно, психологической ситуации той поры. Конев был относительно молод – сорок три года. С одной стороны, он подражал Сталину – отсюда его грозные формулировки: “Ни шагу назад!” Свято ему верил, даже вопреки фактам, которыми располагал. С другой – панически Сталина боялся. Все это имело катастрофические последствия. Жуков позже писал в частном письме, что, вступая в командование разоренным Западным фронтом, он принял “от Буденного – штаб и 98 человек, от Конева – штаб и два запасных полка”.

– Был случай, когда Жуков о т м е н и л приказ Сталина. Гитлер за такие поступки изгонял генералов из армии без выходного пособия. Сталин мог расстрелять.

– Вы имеете в виду конфликт, когда заместитель Жукова, генерал Рокоссовский, напрямую обратился в Генштаб с просьбой разрешить отвести 16-ю армию на 40 километров в глубь нашей обороны. Генштаб разрешил, что означало: дал согласие Сталин. А Жуков с отводом не согласился и отступать Рокоссовскому запретил.

Нужно отдать должное мудрости Георгия Константиновича. Он сделал вид, будто недоволен тем, что Рокоссовский нарушил субординацию. “Командую войсками фронта я!” – написал Жуков. Во всем остальном его заботила ситуация на передовой. Отвод 16-й армии мог обрушить и без того не очень прочную систему обороны. Это позднее стало очевидно и Сталину. Вот почему неслыханную дерзость Жукова Верховный оставил без последствий.